Евгений Лешан: «Бубль гум» и частичная мобилизация в Крыму

Мнения

Жвачка «бубль гум» в Советском Союзе до конца восьмидесятых была вещью редкой и статусной. У Марка была полная коробка «бубль-гума», из которой он выловил две штуки и угостил меня. Еще у него дома были японские клавишные, такие, какими играли на настоящих концертах. Родители Марка были артистами ведущего ансамбля народного танца Молдавской ССР, часто ездили по миру с концертными турами и привозили много интересного и дефицитного. Позже Марк с матерью осели в Крыму, пишет в Facebook Евгений Лешан, лейтенант ВСУ, редактор и автор Центра журналистских расследований.

Я даже не знаю, когда и где именно Марк в свое время отслужил срочку ракетчиком. Скорее всего, в Украине. Хотя, может, и в России. Не в Молдове точно, откуда у Молдовы ракетные войска?

«Марку приказали явиться с вещами в военкомат», — сказали мне вчера.

Марк растерян. Марк собирает вещи. У Марка проблемы со спиной – возраст, не мальчик уже. Как и я.

Его мать – старая и очень больная – надеется, что в военкомате разберутся и не возьмут в армию пожилого мужчину с проблемной спиной. Или возьмут куда-нибудь в тыловую часть. Когда ей говорят, что лучше сесть в тюрьму, чем идти на эту войну, она не слышит. Ибо как это – ее ребенка в тюрьму!

Я не видел Марка взрослым. Он запомнился мне смуглым щекастым малышом с «бубль гумами» в горсти.

Если Марка заберут по ВУСовке — он будет снова служить в ракетных войсках, и российские ракеты теперь будут лететь на украинские города с участием Марка. Если же – и это более вероятно – Марка отправят на мясо в пехоту – то шансы выжить у него такие себе. За полгода мы истребили 50 тысяч российских военных.

Это лотерея, Марк, и очень плохая лотерея. Даже выжив, ты не поблагодаришь судьбу. И ради чего? Неужели твоя жизнь, Марк, такое дерьмо, что его не жалко погубить ради воплощения болезненных фантазий кремлевского карлика?

Взять на совесть убийство украинских военных и гражданских и разрушение украинских городов и сел. Чувствовать затылком, как где-то там, сзади, с безопасного расстояния смотрит тебе в спину пулемет кадыровского заградотряда? Вжиматься в землю под точными ударами украинской артиллерии, пока очередной удар не окажется фатально точным. Стоять на коленях, без оружия, с замотанными армированным скотчем глазами и скрученными за спиной руками, и молиться о том, чтобы украинцы поступили с тобой действительно так, как было написано в агитационных листовках о плене, разбрасываемых украинской артой над вашими позициями, а не так, как невольно ожидаешь, почти физически ощущая ненависть разгоряченных битвой победителей. Или просто сгореть заживо в «камазе» — колонна даже не доедет до Новой Каховки, попав под «хаймарсы». Или, пережив весь ужас войны, горечь поражения и позор бегства, оказаться в России никому не нужным, и бояться вернуться домой, где будут развеваться украинские флаги.

Что из перечисленного лучше отказа от службы? Хуже всего, что может произойти – тебя посадят. А через год-два режим посыплется, и двери тюрем откроются. И ты вернешься домой – живой и с чистой совестью.

Марк этого не прочтет – мы давно потеряли друг друга из поля зрения. Да и такое – он уже не мальчик. Сам отвечает за свои поступки. Как и все триста тысяч мертвых россиян, ошибочно считающих себя живыми.