«Он спас не одну жизнь». Как военный медик Юрий Армаш попал в плен и помогал в Новой Каховке украинцам, замученным российскими оккупантами

«Когда меня схватили россияне и отправили в застенок в здании полиции, в одной из камер я встретила военного медика Юрия. Он спасал всех, кого оккупанты доводили до потери сознания после «допросов» и пыток. Он спас не одну жизнь», — так вспоминает о своем знакомстве с пленным Юрием Армашем Оксана Якубова, директор Новокаховского лицея №2 из Херсона, которую в августе 2022 года российские военные незаконно лишили свободы.

Военного медика Юрия Армаша из села Клембовка Ямпольской громады Винницкой области полномасштабная война застала в Олешках, что под Херсоном. Он не смог вовремя выбраться на подконтрольную украинскую территорию и 3 апреля 2022 года попал в плен. Россияне его удерживали больше года. За это время он успел побывать в одном из самых известных застенков Херсонщины, созданном оккупантами в захваченном отделении полиции в Новой Каховке. Также его содержали в Севастополе и в печально известной колонии №12 в Ростовской области, которую называют концлагерем для украинских военнопленных и гражданских пленников россиян.

В плену Юрий Армаш стал свидетелем жестокого отношения оккупантов к украинцам, изнасилования несовершеннолетней девушки и многих женщин. В Новой Каховке он узнал истории многих людей и особенности работы созданной россиянами системы террора против мирных жителей. В том застенке он спасал жизни заключенных тем, что было под рукой.

В июне 2023 года мать и сестра Юрия Армаша создали петицию к президенту Украины Владимиру Зеленскому с просьбой присвоить ему почетное звание Героя Украины. Менее чем за два месяца петиция набрала необходимое количество голосов и сейчас ожидает ответа президента.

О своем плене, об увиденном и услышанном в российских застенках Юрий Армаш рассказал в интервью Центру журналистских расследований.

«Я пытался выехать в Херсон из Олешек, но меня никто не захотел подбирать»

ЦЖР: Где именно застало вас полномасштабное вторжение России в Украину? Каким вы запомнили день 24 февраля 2022 года?

Юрий Армаш: Я был в Олешках 14 февраля 2022 года я прибыл в свою часть для увольнения: 17 февраля у меня заканчивался контракт. Я сдал свои документы и мне сказали подождать две недели. Меня попросили оставаться неподалеку от полигона в Олешковских песках, чтобы по первому звонку я мог прибыть в часть. Так что я снял там квартиру и ждал.

24 февраля в 7:50 утра я был в центре Олешек и видел, как прилетели вертолеты, с которых россияне спустили свой десант среди жилых домов неподалеку от «АТБ». Еще один вертолет полетел к Антоновскому мосту. У них не было никаких отметок, но когда военные стали спускаться, по их форме я увидел, что это были русские.

В самих Олешках тогда начался хаос. Местные пытались куда-то уехать, убежать. Другие просто стояли и все снимали на свои смартфоны, кто-то забегал в магазины и сметал с полок все, что там было. Передать это невозможно. Я тоже забежал в магазин и начал покупать продукты все подряд, потому что не знал, что будет со мной дальше.

Украинских военных я тогда в городе не видел. Но немного погодя я их встретил, когда пытался выехать из Олешек в сторону Херсона. Я встал у моста на остановке, но в течение часа меня никто не захотел подобрать. Хотя я был сам и в гражданской одежде. Может, это меня тогда и спасло. Если бы меня увидели в военной форме те, кто спускался с вертолётов, думаю, реакция была бы совсем другая.

ЦЖР: Вы решили остаться в Олешках?

Юрий Армаш: Выехать из города мне не удалось, поэтому я вернулся в квартиру, которую снимал в пригороде Олешек. По дороге я встретил наших военных – танкистов из моей бригады. Они меня узнали, мы поздоровались, я пожелал им удачи, и они на четырех танках поехали дальше. Два из них направились в центральную часть города, а остальные два в направлении объездной дороги. Уже дойдя домой, я услышал выстрелы из танков. Я понял, что началось столкновение с врагом и теперь здесь будет очень горячо.

Я быстро отнес продукты и спустился вниз на первый этаж. В этот момент начался артобстрел, очень близко. Многие из квартир выбежали и не знали, что им делать. Я посоветовал спускаться всем вместе в подвал. Началась автоматная стрельба: наверное, наши начали стрелять в тот русский десант.

Стрельба длилась около получаса. Тогда в наш подвал забежали два парня. Очень молодые: одному 21 год, другому 24. Ребята с нами пересидели стрельбу, но не знали, куда им дальше идти. Они сказали, что война застала их в селе Левые Саги, где они якобы отдыхали. Я предложил им остаться у меня. Уже познакомившись поближе, я узнал, что один из них из Харькова, а другой из Запорожской области. О том, что они военные ВСУ, я узнал только в конце марта, когда они решились мне об этом сказать. Я же им сразу признался, что военный и постоянно успокаивал ребят, что скоро все будет нормально и врага удастся выбить из Олешек.

Так мы жили вместе до 3 апреля. Иногда перебежками выбегали за продуктами. Поскольку по городу уже стояли российские блокпосты, мы пытались выйти, когда их на время снимали и можно было не попасть им на глаза. А потом стало совсем трудно. В нашем микрорайоне российские военные начали выламывать двери и заселяться в квартиры, постоянно стучали к людям, проверяли документы. Я понял: если они придут к нам, у них возникнет очень много вопросов. Никто бы не поверил, что три молодых парня из разных уголков Украины просто так живут себе в арендованной квартире в оккупированном городе.

3 апреля мы решили попытаться уехать из оккупации. Согласовали все с нашей воинской частью, нашли перевозчика из Новой Каховки, который за 17 тысяч гривен согласился перевезти нас в Запорожье. Его «пробили» наши службы, водитель оказался «чистым», но нам нужно было как-то добраться до Новой Каховки. Задача не из простых. Забрать же нас из Олешек водитель никак не мог. Мы решили поступить. Времени ждать у нас уже не было.

Когда мы выходили из дома, сердце было в пятках. Потому что идти пришлось через коридор из российских военных. Они запросто могли остановить нас и спросить документы. Как мы им объяснили бы, кто мы такие? Слава Богу, прошли. И пошли по гугл-карте полем, держась правой стороны дороги.

Прошли два российских блокпоста. А уже на третьем они нас увидели в бинокль и стали стрелять в нас. Мы попытались убежать, но услышав, что пули свистят у ушей, стреляющих в нас на поражение, я крикнул ребятам остановиться и не двигаться.

ЦЖР: Это уже было за пределами Олешек?

Юрий Армаш: Да. Около деревни Челбурда.

Поначалу россияне думали, что мы украинские разведчики. С поля к их палатке нас вели гуськом, на корточках. В палатке отобрали наши телефоны, документы, полностью раздели, вывернули рюкзаки. У меня были все свои медицинские документы, дипломы и приложения к ним. Удостоверение офицера я уничтожил еще в квартире в Олешках. То же со своими военными удостоверениями сделали и ребята. В палатке мы получили неплохих трындюлей…

ЦР: Вас били?

Юрий Армаш: Да. Хотя в голову старались не бить. Их старший, который нас задерживал, сказал, чтобы побоев не было видно, потому что завтра нас должны забрать.

ЦЖР: Кто они были? Кто вас задержал?

Юрий Армаш: Солдаты «ДНР». У них были наклейки и нашивки «ДНР». Да и форма у них была специфического цвета, отличающегося от русского. Кроме того, мы слышали как они общаются между собой: либо на русском, либо на суржике.

ЦЖР: Где вас держали в ту ночь?

Юрий Армаш: Их командир приказал нас бросить в яму. Но нас завели в палатку, где мы просидели всю ночь. Некоторые из «ДНРовцев» пытались с нами поговорить, а некоторые кричали на нас, что мы должны «почувствовать на себе все то, что они испытывали восемь лет на Донбассе».

ЦЖР: Вам дали поесть?

Юрий Армаш: Нам разрешили поесть то, что у нас было с собой. Делиться с нами своей едой они не хотели.

ЦЖР: Сколько военных ДНР там было?

Юрий Армаш: Полностью набита палатка, примерно на 20 коек. Кто-то из них дежурил, кто отдыхал.

Утром за нами приехали: командир группы, который нас задерживал, с каким-то хорошо экипированным военным. Думаю, это был росгвардеец. Нас повезли в Новую Каховку, сказали, что не нужно переживать, что там просто проверят наши документы и все. А ведь мы до последнего говорили, что гражданские и не имеем отношения к военному делу. Но когда мы въехали в Новую Каховку, поняли, что не все так просто. Потому что там повсюду увидели русские флаги.

ЦЖР: Вас привезли в здание полиции?

Юрий Армаш: Да. Наши сопровождающие сказали на ухо тем, кто был в полиции, что мы, возможно, украинские разведчики. И нас начали «принимать»: поставили на растяжку, раздели, смотрели, есть ли татуировки. У одного из ребят их было очень много. Это зацепило полицаев так, что они назвали его «грешником». Его избивали больше. У меня тоже есть тату, но меня [били] меньше.

На растяжке мы простояли около часа. До последнего говорили, что мы гражданские. Пока не вышел руководитель их группы и сказал: «Может, вы все-таки начнете говорить правду?» Ткнул меня резиновой палкой и говорит: «Почему ты врёшь, если ты начмед, старший лейтенант медицинской службы?» Ну и все началось по новой. Издевались над нами «с пристрастием». Меня лупили резиновой дубинкой, а Влада, у которого было очень много татуировок, лупили головой прямо о стол. Глаза нам завязали скотчем. Они делали все, что хотели.

ЦЖР: Сколько над вами издевались в холле полиции?

Юрий Армаш: Еще около часа. Расспрашивали наши анкетные данные, записывали в журнал. Через несколько месяцев я видел этот журнал…

Потом нас завели в разные камеры. Меня – в камеру №5 на первом этаже. Николая – в камеру №4, а Владислава бросили на подвал. Эта камера называлась «Пешка». Не знаю почему. Все камеры имели нумерацию кроме этой.

«Срок пребывания на подвале в Новой Каховке зависел от воли окупантов и их ротаций»

ЦЖР: Как выглядела ваша камера? Были ли в ней другие пленники?

Юрий Армаш:Камера длиной около 5-6 метров, шириной около 1,7 м. Там был умывальник в туалет, окно за тремя решетками. Когда меня туда бросили, я был в шоке, потому что был там уже семнадцатым. В камере находились люди всех возрастов. Самому старшему 55 лет, а самому младшему, Александру – 19.

Преимущественно пленников россияне обвиняли в том, что они являются наводчиками, которые сбрасывали геолокацию российской техники. Были и предприниматели и должностные лица. Все сидели по-разному, некоторые чуть ли не с первого дня оккупации. Потом я понял, что продолжительность пребывания на подвале зависела от воли русских военных, от их ротаций. А также от твоего поведения. Если ты хорошо их попросишь и пойдешь что-нибудь делать: мыть пол или убирать, то, возможно, они на тебя обратят внимание и отпустят.

ЦЖР: Как вас кормили в Новой Каховке?

Юрий Армаш: первые 2,5 – 3 недели очень плохо. Давали есть раз в день, если останется что-то после окупантов. Спасало нас то, что приносили родные других пленников. Они делились со всеми, не было такого, что «это мое и только я это съем». Можете представить, сколько пищи должны были принести родные, чтобы разделить все на 17 человек? Но мы делили.

Со мной сидели одни гражданские. Лишь один был волонтер – парамедик, в военной форме. Его часто забирали на перевязки для оказания медицинской помощи. Затем он исчез. Позже мне объяснили, что он вышел на свободу по обмену пленными.

ЦЖР: А что было с вами? Что говорили вам русские, допрашивали ли вас?

Юрий Армаш: Допросы начались с первого дня. Проводили их представители ФСБ, одни и те же. Я понял это из их разговоров на третьем допросе. Во время допросов мне закрывали лицо, и на руки за спиной надевали наручники.

Спрашивали, где оружие, сколько людей в нашей разведгруппе. Поскольку я был из трех старшим, мне сразу сказали, что я – «командир подразделения». Спрашивали, где наши позиции, откуда мы прибыли и с какой целью. Допрашивали «с пристрастием». Использовали шило: на шее натягивали кожу, прокалывали ее и оставляли шило висеть так, чтобы я эточувствовал. Поскольку я не говорил им того, что они хотели услышать, потому что я не мог им говорить то, чего нет, они стали использовать нож. Прокалывали ногу.

ЦЖР: Как именно?

Юрий Армаш: Когда я сидел, они брали нож и опирались им в верхнюю часть ноги, пока не чувствовали, что лезвие доходит до кости. Делали так и с другими ребятами.

Когда же россияне понимали, что ответа не будет, они применяли Тапик, военный полевой телефон. Мне цепляли провода от него на уши и крутили, крутили, крутили, подвергая электрический ток, пока я не стал кричать: «За что? Неужели за то, что с 2017 года, находясь на службе, спасал жизни не только украинских военных, но и тех, кого мы брали в плен?» Я же спасал и их же, «ДНРовцев». Услышав это, россияне остановились и начали между собой переговариваться. Но после этого они перестали меня пытать.

ЦЖР: Как долго продолжались все эти допросы?

Юрий Армаш: Первый – где-то с полтора часа. У ребят тоже. Когда меня, «разрисованного» [от пыток] завели обратно в камеру, то другие пленники были в шоке. Я тогда не видел на один глаз, так он заплыл. На другой день допрашивали около часа. Но «Тапик» уже не использовали, только резиновую дубинку и биту. Били в затылок и сверху по голове. Пытались избивать так, чтобы я не отключился и не потерял сознание.

На втором допросе вопросы были несколько иными: откуда мы пришли, что видели, где находятся украинские военные, были ли мы в больнице, навещали ли кого-то из своих? Я все отрицал. Объяснял, что мы пришли из Олешек, чтобы доехать до Запорожья. Все. На втором допросе у меня были развязаны глаза, а россияне были все в масках. Они получили мой телефон, и я должен был расшифровать им каждую запись в своей телефонной книге.

Третий допрос был примерно через неделю. На нем русских больше интересовала моя специальность и что я могу. Они предложили работать с ними, оказывать медицинскую помощь их военным. Я понял, что у них все очень плохо с медициной, а потом окончательно в этом убедился. Тогда же я сказал, что хочу домой, к родным, и что меня не интересует их предложение. Но добавил, что как врач в любом случае я буду оказывать помощь гражданским, в случае необходимости.

Им такой вариант подходил. Почувствовав это, я осмелился попросить их позвонить своим родным и сказать, что я жив и здоров. Они согласились. Мне дали телефон, два ФСБшника вывели меня на задний двор отдела полиции и позволили совершить звонок на вайбер маме. Перед этим они предупредили, что именно я должен говорить: что я нахожусь в Новой Каховке, что снимаю квартиру у какой-то бабушки, что со мной все хорошо, что связь здесь плохая и поэтому я не могу ей звонить. Все это я сказал маме. Но я говорил с такой интонацией, что она поняла: здесь что-то не то. После звонка меня отвели в камеру.

С 20 апреля меня начали выводить для оказания медицинской помощи гражданским, которых россияне сильно избивали. Некоторым приходилось делать не одну перевязку. Каждый день я оказывал помощь приблизительно десяти людям. Впоследствии я видел журнал приема, видел количество тех, кого оккупанты держат в здании полиции. Да и сам спрашивал, сколько они держат людей, объяснял, что это необходимо, чтобы рассчитать количество нужных медикаментов и материалов для перевязок. Судя по ответам, одновременно они держали там не менее 65-70 человек.

«ФСБшники ругали подчиненных: «Мы привели людей, чтобы вы их держали, а не разбивали им лицо!» Но те все равно били, пока не надоест»

ЦЖР: Как выглядел этот журнальчик? Там были указаны фамилии похищенных и задержанных людей?

Юрий Армаш: Фамилии, имена, отчества, дата «приема», что инкриминируют, за что задержали и даже кто их курирует: были написаны позывные ФСБшников. Все, что я запомнил, передал СБУ.

В этом журнале были и мужчины, и женщины. Только последних они тогда держали в помещении паспортного стола. Хотя некоторые женщины были и в подвале. К примеру, те, кто, набравшись храбрости, под легким градусом спиртного ходили по базару и кричали: «Слава ВСУ!»

Помню как оказывал помощь одной женщине в возрасте примерно в 40 лет в одном из двух карцеров в подвале. Выводить наверх ее не желали. Я делал перевязку головы: женщину избивали резиновой палкой. За что ее взяли и за что избивали, я не знал.

ЦЖР: Выдавали ли россияне вам лекарства? Было ли их достаточно?

Юрий Армаш: Все зависело от их ротаций. В каждой группе россиян был свой медик, но занимался он только русскими военными. Мне же выдавали то, что было у него на руках. Но давали так мало, что приходилось постоянно просить, просить и еще раз просить. Я говорил, что нечем забинтовать, нечем обработать раны. Я просил дать хотя бы что-нибудь элементарное. Давать не хотели, но давали. Потому что понимали, что кого-то они приняли слишком жестко, где-то перегнули палку. Это я слышал из их разговоров. Помню, их не раз ФСБШники ругали: «Вы что творите? Мы привели их, чтобы вы их держали в камере, а не разбивали им лицо!» Но это мало действовало.

Иногда мне приходилось вместо бинта перевязывать голову, руки, ноги обычной простыней. Бывало разное. Ломали ноги. Особо жестоко относились к мужчинам до 35-40 лет. Тем, кому было после 45, относились более лояльно. О таких иногда говорили: «Не трогайте деда» и уже не избивали.

ЦЖР: Были тяжело раненные из-за побоев окупантов?

Юрий Армаш: Да. Я помню двух гражданских и одного военного. Меня вызвали оказать им медицинскую помощь, но я вынужден был сказать, что не в силах хоть что-нибудь для них сделать.

Один из них был работником Каховской ГЭС. Его держали в кабинете на втором этаже круглосуточно прикованным к сейфу. Одна его рука была привязана к батарее, а другая – к сейфу. Во время «допроса» россияне вытаскивали из его рук вены стальной проволокой. Я посмотрел и сказал, что помочь ничем не могу, потому что нужно зашивать, спаивать вену. Я мог только перевязать, посмотреть, чтобы оно не гнило, прочистить, но только не зашивать. Поэтому россияне куда-то его увозили и запаяли вены. Он сказал мне свой возраст: 48 или 49 лет. Я даже помнил его фамилию. Его пытались найти, но тщетно. Куда он девался, я не знаю. Но россияне через некоторое время его отпустили. Я понял это, когда он мне принес передачу. Когда я спросил русских военных, от кого это, они сказали: от того, кого я перевязывал на втором этаже.

Помню еще одного мужчину. Его задержали и на четвертый день плена сломали ему ногу. Били так сильно, что кожа на его левой ноге лопнула и сломалась кость ниже колена. Я делал ему перевязку и останавливал кровотечение, но в первый день не смог увидеть перелом. Потому что мужчину очень тяжело было удержать. Держали его тогда наши полицейские, перешедшие служить оккупантам. А на другой день увидел характерную синюшность на ноге и сразу сказал, что она сломана, что нужно делать рентген и накладывать гипс, что простая перевязка ничего не даст и он просто потеряет ногу.

Мужчину отвезли, загипсовали и вернули в полицейский участок, продержали еще где-то около четырех суток. Я потом сказал российским военным, что его нужно отпускать. А они: «Да все нормально, он загипсован». Говорю, нет, не нормально, потому что его даже с загипсованной ногой полицаи-коллаборанты беспощадно избивают. Наверное, им просто не было больше над кем поиздеваться, а им очень хотелось. А потом в подвале полиции лежало много непонятного алкоголя. Типа суррогата водки. Они напивались и начинали бить людей. Первая камера была их «самая любимая». Они заходили туда, выбирали жертв, заводили их в другую камеру без двери, приковывали их наручниками к трубе и просто били, пока не надоест.

ЦЖР: Имели ли вы возможность узнать имена тех, кому вы оказывали помощь?

Юрий Армаш: Нет, потому что оказание помощи происходило под их пристальным наблюдением. Я знаю только фамилии женщин, находившихся в женском крыле. Меня через некоторое время перевели в это крыло, там были лучшие условия. Да, там не было туалета, стояло обычное ведро. Но там был хотя бы электрочайник.

ЦЖР: Когда вас туда перевели?

Юрий Армаш: 3 мая 2022 года, после одного курьезного инцидента. Тогда в мою камеру №5 забросили молодых «ДНРовцев». Насколько я понял за мародерство. Кто-то им сказал, что среди нас есть украинский военный и указали на меня. По их лицам я понял, что мне лучше не ночевать с ними вместе. Когда меня вывели оказать кому-то помощь, я попросил перевести меня в другую камеру, потому что утром могу не проснуться.

Тогда командиром находившейся на тот момент в полицейском участке группы был дагестанец. Он велел перевести меня в женское крыло. Там я находился до 19 августа.

«Сначала россияне его подавляли, а потом облили ноги бензином, подожгли и смотрели, как горит»

ЦЖР: Скольким людям вы помогли в плену?

Юрий Армаш: Где-то около сотни. Понимаете, я и ночью работал, меня часто поднимали. Приходилось и на улице делать перевязку, потому что над кем-то начинали издеваться еще на улице перед входом в полицейский участок. Бывало, люди теряли сознание. Бывали ночные допросы. Людям срывали ногти. Многое было.

ЦЖР: Над кем россияне так издевались?

Юрий Армаш: Это был самый молодой из пленников, 18 лет. Ему срывали ногти на ногах. Я очень долго делал ему перевязки, потому что после пыток ему не оказывали никакой медицинской помощи. Парень примерно четыре дня просто просидел в камере, пока его пальцы не стали гнить. Только тогда меня привели к нему.

В общем, днем ​​приходилось оказывать медицинскую помощь чаще, чем ночью. Хотя днем ​​больше случалось женщин, мужчины были в основном ночью. Чаще это были молодые люди, чем пожилые. Ибо молодые чаще выходили в комендантский час за сигаретами, и россияне их ловили. По Новой Каховке постоянно ездили патрули, передвигавшиеся даже на военной грузовой машине со встроенной будкой с посадочными местами. За одну ночь в нее могли сгрести 5-10 человек.

Очень многие были с ранениями головы. Часто мне случалось специфическое ранение в виде странного круглого отверстия. Где-то после двадцатого мужчины с такой раной я все не мог понять, отчего это, чем можно так бить? Военные потом сказали мне, что это рана от глушителя для автомата. Им пленных избивали, когда сопровождали их в отделение полиции. Если россиянам что-то не нравилось, они доставали глушитель и просто лупили тем местом, где нарезана резьба, на которую накручивают сам ствол автомата. И вот тем местом оккупанты изо всех сил избивали людей по голове. Как правило, это было именно ночью.

ЦЖР: Были ли погибшие от российских пыток?

Юрий Армаш: Погибших я не помню, хотя могу чего-то не знать. Потому что оккупанты часто кричали что-то типа: «Вывозим его в поле на расстрел!» или «Давайте его увезем и утопим». Не знаю, переходили ли они от слов к делу.

Помню одного мужчину лет 35-37, которого привезли после пыток. Сначала над ним издевались в отделении полиции, а затем его вывезли на Днепр. На берегу ему привязали на шею канат, затянули его как удавку и заставили плыть. Человек успел отплыть от берега где-то на 20-30 метров и россияне начинали резко дергать к себе этим канатом и тем самым душили его. А потом вытащили его на берег, облили ему ноги бензином, подожгли и смотрели, как горит. Человек кричал от боли, но потушили огонь они не сразу. Все это он мне сам рассказывал. Я видел только последствия – его выжженные ноги.

ЦЖР: Вы упоминали, что у россиян с медицинской помощью было очень плохо. Могли бы вы рассказать об этом поподробнее?

Юрий Армаш: Несколько раз меня водили оказывать медицинскую помощь в соседний с полицией дом, где раньше было местное управление СБУ. Все случаи там были относительно несложные: колотые раны, порезы от ножей. Но однажды россияне привезли украинского военного с проломленным черепом. По его голове ударили с такой силой, что череп просто треснул.

Парень сказал, что водитель МТ-ЛБ. Его схватили на запорожском направлении. Когда его привезли, он был перевязан, но в очень плохом состоянии, все из него сочилось. Когда я размотал его голову и увидел рану, я понял, что ничем не помогу. Максимум я мог хорошо забинтовать, поставить тампоны, чтобы остановить кровотечение. Но этого было недостаточно. Я сразу сказал россиянам, что парня нужно немедленно везти в госпиталь. В ответ услышал: «Его никто не примет, да и госпиталя как такового у нас в принципе нет». Тогда россияне развернули в районе Новой Каховки свой минимальный медицинский пункт. Но я настоял, чтобы парня вывезли если не в военный госпиталь, то хотя бы в гражданскую больницу. И добавил: когда его привезут ко мне уже зашитому, тогда я уже смогу оказывать ему хоть какую-нибудь медицинскую помощь.

А помогать раненым тогда часто было нечем. Бывало, я просил иглу с нитью, чтобы самому кого зашить. У русских военных не было элементарных материалов и лекарств. Даже банальной таблетки стрептоцида я не мог у них допроситься, чтобы хотя бы обеззаразить раны.

Были периоды, когда у россиян вообще не было своего военного медика. Так что меня выводили оказывать помощь их военным. Там все было серьезно: рядом было два человека с автоматами, один из них стоял и внимательно смотрел на мои руки, наверное, чтобы я ненароком не заколол раненого оккупанта шприцем.

«В полиции Новой Каховки я видел такое, от чего мне было очень страшно»

ЦЖР: Каким образом у россиян действовал весь этот механизм угона, пыток и содержания людей? Существовала ли какая-то иерархия в том же полицейском участке? Что вы смогли заметить?

Юрий Армаш: В полицейском участке все подчинялись ФСБ РФ. Все: и росгвардейцы, и приехавшие из какой-то Калмыкии или из Бурятии солдаты и местные полицейские-коллаборанты. Но уже среди них была своя иерархия. Коллаборанты подчинялись Росгвардии, та в свою очередь – ФСБ.

В то же время наши коллаборанты могли позволить себе спуститься в какую-то камеру, вытащить любого человека, приковать его и издеваться столько, сколько вздумается. За этим же никак не проследишь. Знаю, что во многих случаях этим полицаям выносили выговоры, к чему я тоже прилагал руку. К примеру, однажды полицаи вытащили одного мужчину и сильно избили ночью. А утром меня вызвали оказать ему помощь. Я сделал перевязку и потом пошел напрямую к их командиру-дагестанцу и рассказал, что перевязал мужчину, который еще вчера был абсолютно цел и здоров. Дагестанец после этого дал тем коллаборантам тирла. Бывало, он просто подходил к ним и давал оплеуху или начинал унижать перед другими. Так что полицаи пытались все делать более скрыто.

ЦЖР: Кто из них всех был самым жестоким?

Юрий Армаш: Буряты. Однажды у россиян прошла ротация и в полицейский участок прибыли буряты. К тому моменту меня там уже все знали, я уже сидел в женском крыле. Также я сумел перетащить к себе и двух ребят, которых схватили в плен вместе со мной.

Тем бурятам не сказали всей информации. Их командир знал, что я оказываю медицинскую помощь раненым, а его подчиненные – нет. И они решили меня зарезать. Один из бурят почти достал нож прямо в холле полицейского участка и стал напротив меня. К моему счастью в этот момент зашел командир и крикнул бурятку с ножом: «Не смей его трогать!» И объяснил тому, что я медик.

ЦЖР: Когда эти буряты появились и сколько они там находились?

Юрий Армаш: Где-то в конце мая — начале июня 2022 года У них были ротации, кто там находился по 15 дней, кто по 20. Иногда мы спрашивали, когда будет ротация, но никто нам не мог сказать ничего конкретного.

ЦЖР: Какую роль российские оккупанты отводили местным коллаборантам? За что они отвечали?

Юрий Армаш: Коллаборанты занимались только гражданскими пленными, кроме предпринимателей. Последними занимались ФСБшники, потому что у них была своя выгода. Я слышал, что от многих предпринимателей, сидевших там россияне, требовали большие деньги. Местные же коллаборанты занимались более «мелкими» делами и всяческим благоустройством: что-то там красили, белили бордюры, выводили пленных на работы и прогулки, передавали им передачи. Более конкретных задач у них не было. На постах они не стояли, только дежурили в самом участке по двое в сутки.

Полицейские получали зарплату. Мне тоже предлагали там остаться работать. Обещали платить 75 тысяч рублей в месяц.

Чем больше меня выводили оказывать кому-то помощь, тем больше я разговаривал с теми, кто был в полицейском участке. Так я узнал, что начальником штаба полицейских-коллаборантов была Юлия, работавшая там со своим мужем, руководившим другой группой подчиненных. Они делились по группам: обычные «полицейские», «патрульные» и «следователи». Россияне им примерно рассказали, как оно все должно работать и так их поделили. Юлия занималась финансированием, выдавала всем зарплату – наличными на руки.

Кстати, ее мужа потом взорвали в машине.

ЦЖР: Сергей Москаленко? (В марте 2022 года он стал начальником изолятора временного содержания в оккупационной полиции Новой Каховки. Москаленко был причастен к похищениям и пыткам многих мирных жителей Каховского района. Ликвидирован 17 марта 2023 года на территории Юбилейной громады Херсонского района, – прим. ЦЖР).

Юрий Армаш: Да, Москаленко. Полный, низенький, лысоватый.

В целом штат полицаев в Новой Каховке был рассчитан на 45 или на 48 человек. Но фактически там находились 15-18 человек. Многие из полицаев приходили, один день работали и уже больше не возвращались.

ЦЖР: Вы служили и до полномасштабного вторжения России в Украину, так что с россиянами и их отношением к украинцам вы сталкивались и до 24 февраля 2022 года. Насколько одинаковым, по вашему опыту, был уровень их ненависти к нам до и после начала Великой войны?

Юрий Армаш: Такой жестокости, как после 24 февраля, я не ожидал. Хотя я видел многое и до того, но честно говоря, был в шоке. В полиции Новой Каховки я заходил в такие кабинеты и видел там то, от чего мне было очень страшно. Я видел там ножовки, бензопилы, топоры, мачете. Все было в крови. Я понимал, что меня не вызывали оказывать помощь тем, кого этим пытали, видимо, русские их сразу куда-то увозили.

Кабинет с окровавленными орудиями пыток находился на втором этаже полицейского участка, в левом крыле. Такой обычный кабинет. Там никто не заселялся. Однажды меня привели туда оказать помощь мужчине 40-45 лет, кажется, грузинской национальности. Русские забили его ногами, повесили ему в уши «Тапик», облили водой и били электрическим током. Но были в здании и более тайные кабинеты, в которые меня даже не заводили.

Еще в полиции оккупанты насильно вырезали из тел задержанных гражданских татуировки, которые им не нравились. Некоторым удаляли их ножом, некоторым выжигали марганцовкой. Был там человек, который именно этим занимался – некий праведник, дядя Саша, очень «набожный». Он очень известен на всю Новую Каховку, утром шел в церковь, а после обеда в полицейский участок, и там издевался над людьми. Хотя он почти всегда был в маске, его все узнавали по голосу. Он определял татуировки, которые считал «небогоугодными» и удалял их.

«Я спросил девушку: «Это сделали русские военные?» Она молча опустила голову и ответила: «Да»

ЦЖР: Как оккупанты относились к женщинам, которых они держали в паспортном столе?

Юрий Армаш: Все зависело от их возраста.

ЦЖР: То есть даже не от степени их «вины» перед захватчиками?

Юрий Армаш: Только от возраста. И еще от ротаций у россиян. Потому что некоторые оккупанты пленных вообще не трогали, им было пофиг. Задержали и задержали. Но если оккупантам было пофиг, то и сидели такие пленники очень долго. Когда ими начинали интересоваться, то большую часть отпускали. Кто-то из задержанных шел на контакт, кто-то пробовал деньгами решить свои вопросы, но это зависело опять же от ротации. Некоторые российские военные брали деньги, а некоторые наоборот, кричали: кто будет предлагать деньги, тот будет сидеть дольше. Одна пленная женщина пыталась решить свои вопросы с помощью секса. До сих пор помню ее лицо…

Когда в полицейском участке находились буряты вместе с калмыками, они часто заходили к молодым девушкам – в возрасте до 25-30 лет. Они даже сортировали по возрасту и размещали в отдельных камерах. Время от времени женщин выводили из камеры и заводили в другое крыло. В том паспортном столе было два входа, и у одного из них находилась комната для переодевания полицейских, с душем и нормальным туалетом. Девушек туда заводили ночью и там их насиловали. Когда же у россиян заканчивалась ротация, они, бывало, заходили в камеры и насиловали женщин там. Моя камера была рядом, все было прекрасно слышно.

ЦЖР: Вам приходилось оказывать помощь таким женщинам?

Юрий Армаш: Сначала одной, которую держали на подвале. Но я не смог узнать, тот изнасилования ли у нее возникло кровотечение.

Худший же случай был с 14-летней девочкой, которую россияне держали в плену. Она очень скрывала, что ее насиловали. Как-то нас вывели на прогулку, и я увидел, что из нее течет кровь и поднял хай среди полицаев-коллаборантов. Я кричал: вы что, не видите, что у нее кровотечение? Полицаи побежали к росгвардейцам, девушку забрали и отвезли в больницу. Там ей укололи кровоостанавливающее и сразу привезли обратно, буквально через час. Также ей выписали курс лечения, чтобы все зажило, потому что все там у девушки, как я понял, было порвано. Россияне купили ей таблетки и обязали меня каждое утро и каждый вечер подходить к ней и выдавать ей лекарство. Меня подводили к ее камере, и не заходя внутрь, я должен был выдать ей нужную дозу лекарства.

Впоследствии нас снова вывели на прогулку. Курс лечения девушки подходил к концу, таблетки заканчивались. Я спросил девушку, все ли нормально? Кровотечения уже не было видно и она тоже сказала, что его уже нет. Я спросил, что с ней произошло? Она не захотела отвечать. Я спросил: «Это сделали русские военные?» Она молча опустила голову. Я ее заверил, что об этом никто кроме меня не узнает. После этого она ответила: «Да». Я спросил, где это произошло. Девушка сказала, что ее выводили на второй этаж полицейского участка, где жили российские военные. Они там обустроили спальные места, по несколько человек на один кабинет. Приводили ее туда, где спали русские. Я спросил, был ли контакт? «Да, был». После этого девушка замкнулась и больше не смогла со мной говорить.

«Россияне над нами издевались и говорили: «Мы вам сделаем райскую жизнь»

ЦЖР: Когда вас увезли из Новой Каховки и куда именно?

Юрий Армаш: с 19 августа по 11 сентября 2022 года я находился в Севастополе. Не знаю, где конкретно, но место походило на какое-то военно-морское учебное заведение. Наши окна выходили на плац и мы видели, как там проходят строевую подготовку молодые курсанты и курсантки, в русской форме.

ЦЖР: Как относились к вам россияне в Севастополе?

Юрий Армаш: Отношение ко мне и к другим пленникам было совсем другим. Мы находились в одном большом бараке на втором этаже, который вмещал около 200 человек. Когда меня туда привезли, там было уже около 115 человек. За нами там следила уже не Росгвардия и не ФСБ, а военная полиция. Они все были в форме с нашивками и надписями ВП.

Они нас там не трогали. Всюду были камеры видеонаблюдения, даже в душевой. В туалет разрешалось ходить только трижды в день после завтрака, обеда и ужина. Вечером выводили на, как они говорили, водные процедуры.

ЦЖР: Куда вас отправили после 11 сентября?

Юрий Армаш: Сначала нас вывезли в ближайший аэропорт Он был очень маленький и только с одной взлетной полосой. Оттуда самолетом нас доставили в РФ. Ростовская область, Каменск-Шахтинский, исправительная колония №12.

Когда меня туда привезли, там было 460 военнопленных. Из них около 80-86 женщин. Но их содержали в отдельном поселении этой же колонии.

ЦЖР: Как к вам там относились?

Юрий Армаш: Честно, лучше бы меня оставили в Новой Каховке Там мы хоть укрывались от обстрелов и от всего, что нас пугало, под столом в нашей камере. А в Ростовской области было чувство, что мы не люди. Из автозаков нас выводили в позе дельфина. Мы должны стать буквой «Г», сцепить руки за спиной и идти с завязанными глазами. Нас специально заводили головой в столб или какую-нибудь другую железяку. Зачем, не понимаю. Наверное, русские делали это просто ради развлечения, потому что мы слышали, как они смеялись. Издевались над нами там постоянно. И это длилось до марта 2023 года.

Где-то в 20 числах февраля в колонии начались большие проверки военной полицией и ФСБшниками. Проверяли, как нас там держат, как кормят, как одевают. До этих проверок там был сплошной кошмар. Нас постоянно перемещали по разным локациям, всех сначала держали в штрафном изоляторе. Чтобы вы понимали, это просто камера на четырех человек с деревянными кроватями, подвязанными к стене с обеих сторон, посредине забетонированный стол, одна табуретка и еще туалет. Только через неделю мы выпросили хотя бы туалетную бумагу. Первый день нас там не кормили вообще. А первые две недели, пока меня держали в штрафном изоляторе, нас кормили только холодной хлорированной водой красного цвета и кислой капустой. Давали это утром, на обед и вечером. Еще давали на каждого по половине гренки, а затем по целой гренке.

В колонии знали, что это уже последнее место нашего пребывания в российском плену. Россияне этого не скрывали и говорили: «Мы вам сделаем райскую жизнь». На завтрак и ужин нам отводили по полторы минуты, а на обед – три с половиной минуты. Дальше звучала команда: «Закончить прием пищи!» Неважно, доел ты или нет, надо было бросать ложку и не прикасаться к ней больше. Так же и в душевой. Все было по таймеру, по секундам. Если ты не успевал одеться и обуться, то тебя начинали бить резиновыми дубинками. Поэтому все быстро обували то, что попадется под руку – разную обувь, разного размера, свою, чужую.

На мне от побоев дважды эти дубинки ломались. После пыток я иногда под себя ходил в туалет, а на лице еще долго оставался след ботинка, которым меня били.

ЦЖР: В Каменско-Шахтинском россияне держали не только военнопленных, но и гражданских?

Юрий Армаш: Да, всех вместе. Я был в шоке, когда увидел, сколько там гражданских, примерно 40%. У нас был седьмой отряд, где гражданских и военнопленных было 50 на 50. А в восьмом отряде держали только гражданских и только двух или трех военных. Над гражданскими россияне сильно издевались, потому что они не умели маршировать.

В колонии я прошел еще через одно место, которое называлось «СУС» («Строгие условия содержания»). Там нужно было выбегать на второй этаж на отбой вечером и спускаться утром на подъем. В это время там становился живой коридор из россиян, через который мы должны были пробежать. А они в это время фигачили по нам резиновыми дубинками. Избивали куда попало, им было не важно, куда. Мы пытались поднимать упавших, потому что их могли забить насмерть.

Чтобы раз в неделю попасть в душевую, или на завтрак, обед или ужин, мы должны были выйти в локальный сектор, который находится при выходе из барака. А из него выбежать на плац, где все выстраивались в военную коробочку. Это нужно было делать очень быстро, россияне включали таймер, и кто не успевал встать – того беспощадно избивали. В той «коробочке» мы маршировали с согнутой головой, с руками за спиной, и должны были петь песни, которые прикажут россияне: «Смуглянку», «Три танкиста», «День победы», «Идет солдат по огороду», «Катюшу» и многие другие. Если кто-то не знал слова – давали нам одни сутки, чтобы весь отряд выучил песню.

«Я позвонил и не мог выдавить из себя ни слова. Только сказал: «Мама, я дома»

ЦЖР: Когда вы узнали о том, что выйдете на свободу?

Юрий Армаш: За несколько дней до того, как меня забрали из той колонии. 21 апреля, когда мы стояли в «коробочке» в обеденное время, к нам подошел русский и крикнул мою фамилию. В таких ситуациях должен был поднять руку и крикнуть в ответ: «Я, гражданин начальник!» Я поступил так, он подошел ко мне и спросил: «Какой бы ты хотел себя подарок на день рождения?» Я ответил: лучший подарок – попасть домой. Он на это: «Не переживай, скоро попадешь домой». Я заплакал. И сказал: «Спасибо, гражданин начальник, у меня завтра день рождения». После этого россиянин обратился к своим коллегам и говорит: «Вы представляете, как ему повезло? Ему на день рождения такой подарок прилетит!» Я понял, что это не шутка.

После этого ребята давали мне телефонные номера своих родных. Я пытался их запомнить, а также кто как подписан в социальных сетях, какую информацию передать родным. Каждый ко мне подходил, что-то рассказывал, передавал поздравления. Можно сказать, я был единственным из всех обменов, которые до этого там были, кто заранее знал, что выйдет на свободу.

ЦЖР: Когда вы попали в Украину?

Юрий Армаш: 26 апреля утром. Не знаю, где находится этот пункт пересечения, но потом я понял, что это была Сумская область.

Когда нас вывезли из колонии, еще не сказали, что это обмен. Я спросил, куда меня везут. В ответ услышал: «Возможно тебе повезет и ты попадешь на обмен. Но когда мы не знаем». Потом усадили в самолет и только после посадки сказали, что мы попали на обмен. Приказали держать голову низко, пока не пересечем границу с Украиной. Все. Когда приехали, все были в шоке. Я сразу позвонил маме. Не мог из себя выдавить ни слова. Смог только сказать: «Мама, я дома».

Потом нас отвезли в Новые Санжары Полтавской области, в госпиталь. Через два месяца меня доставили в больницу в Виннице, потом еще в другой, потому что увидели проблемы с нервной системой. Впоследствии прошел ВЛК, где меня сочли непригодным к военной службе. Меня многое допрашивали — как врачи, так и военные. Все это было очень тяжело морально.

ЦЖР: Как сложилась судьба Владислава и Николая, попавших в плен вместе с вами?

Юрий Армаш: Владислава обменяли еще в конце февраля 2023 года. А Николай там. Не знаю, как это произошло, ведь они оба из одной бригады. Его до сих пор держат в колонии в Ростовской области.