Максим Тимочко: Преступления русских казаков в Крыму уже рассматриваются в ЕСПЧ и МУС

Публикации
Максим Тимочко, юрист УХСПЧ Фото investigator.org.ua

Для захвата Крыма Россия применила различные методы — «живые щиты», парамилитарные группировки «самообороны» из местных жителей, военные без знаков различия. Одной из сил, переброшенных на полуостров с территории РФ для оккупации, стали казаки — терские, сибирские, астраханские, казаки Зауралья — Оренбургского казачьего округа, из Москвы и области, и, конечно, кубанские и донские казаки, которые стали ударной силой оккупантов и насчитывали не менее двух тысяч человек. Их атаманы подчинялись командованию Черноморского флота и Южного военного округа РФ, а несколько рот спецназначения, куда входили и крымские казаки, — Игорю Гиркину (Стрелкову). Об этом идет речь в третьей части проекта «Шуцманы Путина», который мы обсуждаем с Максимом ТИМОЧКО, юристом Украинского Хельсинского союза по правам человека в программе «Вопрос национальной безопасности» (проект Центра журналистских расследований, эфир ТРК Черноморская).

Валентина Самар: Максим, каким образом вы квалифицируете такие преступления — переброску в Крым парамилитарных российских формирований и использование их в событиях, которые происходили в Крыму?

Максим Тимочко: Такие парамилитарные формирования могут рассматриваться как комбатанты, которые были использованы Российской Федерацией в целях оккупации и агрессии против Украины. Конечно, руководители таких подразделений могут подпадать под уголовную ответственность как по национальному законодательству, так и по международному праву, в частности за совершение военных преступлений и преступлений против человечности, которые преследуются Римским уставом Международного уголовного суда. Мы в этом контексте, конечно, тоже работаем, в том числе и благодаря вам, потому что вы собираете соответствующую доказательную базу, которая ложится в основу представлений в международные суды с целью привлечения руководителей этих казачьих подразделений и воинских формирований РФ к ответственности.  

С другой стороны, Россия может использовать такие подразделения как якобы гражданских для достижения определенной военной цели. Это было во время оккупации Крыма, когда донские и кубанские казаки выступали не только как комбатанты, которые с оружием в руках совершали определенные действия с целью захвата полуострова, но и использовались как гражданские без оружия. Они могли не иметь с собой холодного или огнестрельного оружия, и совершать определенные действия по захвату военных объектов Украины, в том числе и воинских частей — и наши украинские военные не могли их воспринимать как комбатантов.

Мы собрали в течение года достаточно большое количество свидетельств военных, отметили, что штурм гражданских, среди которых были в том числе и так называемые ряженые казаки, вряд ли можно воспринимать как боевую единицу враждебного государства. Одно дело, когда совершается нападение с оружием, когда это осуществляется открыто, когда они имеют своих командиров, и совсем другое дело, когда они делают это, притворяясь гражданскими лицами, прибегают к вероломству для того, чтобы достичь военных целей.

В любом случае как вероломство, так и использование гражданского населения для достижения военной цели преследуются международным правом, являются военным преступлением согласно международному гуманитарному праву, и все эти факты мы также документируем для того, чтобы реагировать на международном уровне.   

Валентина Самар: Мы знаем, что уже четыре представления для МКС подали правозащитники — ваша организация, Региональная группа по правам человека — и прокуратура АРК. Каково соотношение граждан Украины и России среди тех людей, на чьи преступления вы указываете в вашей доказательной базе?

Максим Тимочко: Вы,очевидно, рассчитываете на то, что мы полностью документируем всех — от младших командиров до руководства формирований. На самом деле, мы фокусируемся на причинно-следственных связях между самими казачьими формированиями и вооруженными силами РФ. То есть, мы сосредоточены на «больших рыбах», которые организовывали, внедряли политику захвата и осуществляли общее руководство этими подразделениями, в том числе казачьими. Я считаю, что такая ответственность лежит, в первую очередь, на руководителях Вооруженных сил РФ, на руководстве Южного военного округа, на Генеральном штабе, на Министерстве обороны РФ, поскольку они координировали и согласовывали действия с этими парамилитарными формированиями. Я имею в виду не только казачьи подразделения, но и «самооборону».

Кстати, в течение 2018 года были опубликованы заявления представителей парамилитарных формирований, которые откровенно рассказывали, как происходил этот процесс (коммуникации с Вооруженными силами РФ — ред.), каким образом их перевозили из Керчи, как они прибывали в штаб Черноморского флота и тому подобное. Это были интервью тех людей, которые разочаровались в аннексии Крыма, разочаровавшиеся в путинском режиме, и решили через четыре года после оккупации все же признаться и рассказать, как это было.

Валентина Самар: Есть прецеденты рассмотрения подобных дел в международных судах?

Максим Тимочко: Та ситуация, которая возникла в Украине, в том числе на территории Донбасса и Крыма, является беспрецедентной с точки зрения контекста. Как известно, такие парамилитарные формирования используются Российской Федерацией как в Крыму, так и на Донбассе, но это не первый случай, когда РФ совершает такие действия. Точно такие мероприятия были предприняты ими на территории Приднестровья, на территории Кавказа — Абхазии и Южной Осетии. Отдельные факты были предоставлены Европейским судом по правам человека в контексте нарушения прав тех или иных граждан на территории Приднестровья. В описательных частях этих судебных решений, касающихся отдельных вопросов защиты прав человека, в том числе заключенных, содержащихся на территории Приднестровья, описывался процесс захвата тех или иных частей, административных зданий с помощью казаков, участия их в митингах и тому подобное. Такие же случаи были и на Кавказе, но то, что случилось на территории Украины, я надеюсь, будет использовано в международных трибуналах, поскольку, если говорить о Донбассе, то у нас есть достаточное количество виновных лиц, информацию о которых собирают и передают в трибуналы  правоохранительные органы и правозащитные организации совместно с представителями СМИ. Это и так называемые «полевые командиры» на территории Донбасса, в том числе Козицын, то есть участники так называемого «Всевеликого войска Донского». Они ответственны за убийства, за пытки, совершенные в отношении гражданских лиц и военнопленных, которые являются защищенными лицами с точки зрения гуманитарного права.

Аналогичные же события происходили и в Крыму до событий на Донбассе. Все мы помним ситуации с захватами заложников, с захватами проукраинских активистов, с пытками и насильственными исчезновениями. И непосредственно именно в этих случаях есть основания утверждать, что в этих процессах были завязаны подразделения казачьих формирований, ведь они вошли в состав крымской «самообороны», которая совершала все эти действия. Уже сейчас такие дела находятся на рассмотрении в Европейском суде по правам человека, и все эти факты также передают в Международный уголовный суд. Сейчас можно сказать, что преступления и правонарушения, совершенные этими подразделениями на территории крымского полуострова, уже является предметом рассмотрения как минимум в двух международных судебных инстанциях — это ЕСПЧ и МКС.

Валентина Самар: По каким именно эпизодам продолжается рассмотрение и кто пострадавший?

Максим Тимочко: Например, довольно известная ситуация, которая связана с крымскотатарским активистом Решатом Аметовым, который был похищен. Это было зафиксировано должным образом, но Российская Федерация не принимает меры по расследованию этого преступления. И причастными к этому есть представители именно парамилитарных групп «самообороны». Это исчезновение такого крымскотатарского активиста как Тимур Шаймарданов, и имеются достаточные основания утверждать, что представители парамилитарных групп также причастны к этому преступлению.

Если говорить о Донбассе, то там достаточно большое количество доказательной базы, поскольку есть очень много уволенных военнопленных и гражданских заложников, которые дают показания об этих фактах, указывают непосредственно на лиц, виновных в этих преступлениях. Они командовали подразделениями, захватывали людей в плен, удерживали там и совершали в отношении таких лиц пытки и даже убийства.

Валентина Самар: Можно ли считать казаков комбатантами?

Максим Тимочко: На мой взгляд, да. Я думаю, что их можно считать непосредственными участниками вооруженного конфликта, комбатантами. Все мы хорошо знаем, что российское законодательство предусматривает, что так называемые реестровые казаки являются как бы военнослужащими, составляющей Вооруженных сил РФ.

Валентина Самар: Да, по законодательству Российской Федерации они получают зарплату.

Максим Тимочко: Да, именно как военное формирование.

Валентина Самар :: Поэтому воюют на Донбассе в основном нереестровые все-таки.

Максим Тимочко: Каждую ситуацию надо рассматривать отдельно. Можно их рассматривать как часть Вооруженных сил РФ, а можно их рассматривать как добровольческое движение, действующее на стороне Российской Федерации. В обоих случаях мы должны рассматривать их как комбатантов. Это, конечно, имеет значение — или они непосредственно в составе Вооруженных сил, или они добровольческое формирование, которое сформировалось без внесения их данных в казачий реестр — но и в том, и в том случае их участие с оружием в руках на территории Крыма или на территории Донбасса дает основания утверждать, что они рассматриваются как комбатанты. Соответственно, их командиры и сами они должны отвечать за военные преступления, которые они совершали в контексте вооруженного конфликта.

Если мы говорим о Крыме, то ситуация неоднозначна, так как на человеке, надевшем казачью форму и казачью папаху, не написано, что он входит в реестр или в состав Вооруженных сил РФ.

Фото investigator.org.ua

Валентина Самар: И что она подчиняется тому же командованию Южного округа.

Максим Тимочко: Да, это довольно сложный вопрос. Многие из украинских военных не были уверены, нужно ли применять оружие в отношении лица, которое вместе с гражданскими женщинами и детьми стоит у военной части, блокирует ее, а затем совершает штурм этой воинской части. Потому что международное гуманитарное право предусматривает презумпцию гражданского лица, и применение оружия могло бы быть явно непропорциональным. Даже когда российские военные переодеваются в гражданских, прикрываются статусом гражданского лица, это все равно представляет собой нарушение. Это вероломство с точки зрения международного гуманитарного права, но, на наш взгляд, это составляет и отдельный состав преступления — использование гражданского населения для охраны вооруженных сил. Тот же состав преступления, на наш взгляд, когда вы берете гражданское лицо и им прикрываетесь для защиты комбатанта, та же ситуация, когда российский военный надевает гражданскую форму и выполняет ту же функцию защиты других своих военных — вооруженных, для того, чтобы их защитить, в данном случае, от огня украинских военных.

Валентина Самар: То есть военные в роли «живого щита» для других военных.  

Максим Тимочко: Именно так.

Валентина Самар: По инициативе представительства президента и некоторых народных депутатов уже обученные, в том числе и на ваших тренингах, следователи, которые работали в Одессе, сейчас передислоцируются в Херсон. Предыдущий начальник главка Нацполиции АРК Анатолий Бахчиванжи не захотел переезжать в Херсон и ушел в отставку. На его место назначен подполковник Андрей Бондаренко, который до этого два года был руководителем районного отдела в областной Национальной полиции Донетчины, который дислоцируется в Мариуполе. Какова позиция УХСПЧ по этой передислокации?

Максим Тимочко: Я не исключаю того, что на территории Херсонской области, вблизи КПВВ должны быть подразделения Национальной полиции, которые могут эффективно реагировать на происходящее на КПВВ. В первую очередь, потому что они должны там обеспечивать общественный порядок, это понятно. Во-вторых, коммуницировать с перемещенными лицами, перемещаются, вполне целесообразно, в том числе, путем принятия определенных заявлений, обращений и тому подобного. Но я считаю, что все же концентрация всего следственного аппарата, если мы говорим о расследовании военных преступлений и преступлений против человечности на оккупированной территории Крыма, более целесообразна в Киеве. Такие кадры следует иметь здесь, в Киеве, чтобы коммуницировать напрямую с прокуратурой АРК. К тому же, в этом есть и процессуальная целесообразность — близость к органам правосудия, необходимым для совершения тех или иных процессуальных действий и рассмотрения дел. Я не уверен, что Херсонская область и город Херсон могут охватить этот объем расследований и количество судей, которые там находятся, способны этот объем проработать и обеспечить отправление правосудия. Я считаю, что нахождение Национальной полиции Крыма более целесообразно в Киеве.

Валентина Самар Что может делать крымская полиция на территории Херсонской области, если это земля херсонских полицейских?

Максим Тимочко: Я считаю, что с учетом того, что территория оккупирована и есть новые вызовы перед нашей правоохранительной системой, документирование происходящего на территории оккупированного полуострова, необходимость проведения эффективного расследования нарушений, которые там происходят — и есть те задачи, которыми должна заниматься полиция Крыма. Юрисдикция же правоохранителей Херсонской области ограничивается этой территорией, они должны расследовать преступления, которые совершаются на территории Херсонской области. Сейчас задача крымской полиции является совсем другой, и они должны сосредоточиться на этом.

Валентина Самар: Будет УХСПЧ каким-то образом реагировать на эту ситуацию, поскольку есть достоверная информация, что вслед за Национальной полицией передислоцируют из Киева и прокуратуру АРК? Какую позицию займут правозащитные организации?

Максим Тимочко: Позиция относительно прокуратуры АРК у меня не отличается, я также считаю, что она должна находиться в Киеве. Вполне вероятно, что мы все свои аргументы скомплектуем и обратимся к правительству, чтобы таких действий не происходило. Но опять же, это моя личная позиция, которая основывается на моем собственном опыте.